Жизнь как ценность

Чаще всего понятие жизни связывается с ее биологическими проявлениями, логическим продолжением которых является прекращение обмена веществ и полная безысходность – смерть.

В противоположность материалистическому мировоззрению христианство для жизни открывает перспективу вечности: «Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрёт, оживёт» (Ин. 11,25); «Имеющий Сына Божия имеет жизнь; не имеющий Сына Божия не имеет жизни» (1Ин.5,12); «Ибо для меня жизнь - Христос, и смерть – приобретение» (Фил. 1:21).

С точки зрения христианской антропологии человеческая жизнь без Христа обречена на заблуждение.

Ценность человеческой жизни неразрывно связана с понятием любви. Культ эгоизма, подмена традиционных понятий «любви», «семьи» и пр. неизбежно обесценивают человеческую жизнь.

В контексте идеологии потребительства существуют две опасные крайности. Одна крайность, когда жизнь возводится в абсолютную ценность, другая – когда она обесценивается. Большинство негативных явлений современного общества связаны именно с этими крайностями, не требующими от человека ответственности: сожительство, не полные семьи, разводы, аборты, наркомания, суициды, однополые браки и пр.

Ответственность перед жизнью гармонично сочетается только в понимании жизни, как главного дара Божественной любви: «Сия есть заповедь Моя, да любите друг друга, как Я возлюбил вас. Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин 15.12–16).

Ценность жизни неразрывно связана и с пониманием смерти. Если, в контексте материалистического мировоззрения, смерть - это конец, то, тогда не может быть контраргументов против известных принципов «бери от жизни всё» и «после нас, хоть потоп». Во многом идеология потребительства процветает благодаря тому, что люди или не задумываются о смерти, или воспринимают её как «чёрную дыру» откуда нет «ни привета, ни ответа». Упоминаемая ныне часто идеология гедонизма не может работать без искажения понятий «жизни» и «смерти». Это и приводит часто к тому, что многие, выбирая жизнь, подвергают себя опасности смерти.

Полнота истины любви Божией открывается в смерти Христа. До Воскресения Христа не было жизни — смерть царствовала. В Воскресении смерть утратила власть над Христом, значит, она уже не властна и над теми, кто уверовал в Него. Веровать во Христа – значить соединяться с Ним, жить душой. В православии это неразрывно связано с участием в Святой Евхаристии – в таинстве Причастия: «Я – хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную» (Ин, 6,51–54).

Отношение к жизни напрямую связано с вопросами о её зарождении: с какого момента начинается жизнь, эмбрион - это человек или нет? Есть разные мнения. Но медицинское сообщество упрямо продолжает обходить научные факты, которые подтверждают, что человеческая жизнь начинается с момента зачатия. Ладно, «отсталый» Гиппократ (III-IV вв. до н.э.), но существует много документов новейшей истории, где находит подтверждение упомянутое умозаключение.

Перечислю некоторые из них:

заключение кафедры эмбриологии МГУ;

законопроект № 158 Сената США «О человеческой жизни»: в официальном отчете сказано, зачатие знаменует собой начало жизни человеческого существа, являющегося живым и принадлежащим к человеческому роду;

Дублинская декларация об охране материнского здоровья;

Женевская декларация;

Международная клятва врачей, принятая 2-ой генеральной ассамблеей всемирной медицинской ассоциацией;

В Кодексе профессиональной этики врача РФ говорится: «Я буду проявлять высочайшее уважение к человеческой жизни с момента ее зачатия и никогда, даже под угрозой, не использую свои медицинские знания в ущерб нормам гуманности.

Очень важно помнить, что медицина имеет непосредственное отношение к формированию жизни, как ценности.

Напомню, что слово «медицина» происходит от латинского ARSMEDICINA, и переводится как «лечебное искусство», «искусство исцеления», что означает исход болезни, противоположный смерти.

Как могло случиться, что то, что препятствует жизни, могло стать частью медицины? Я имею в виду аборты и достаточно распространенное абортивно-контрацептивное мышление среди медицинского персонала. Аборт - процедура, приносящая смерть одному человеку и вред другому. Не является ни лечением, ни восстановлением здоровья. Аборт не имеет к медицине никакого отношения. Беременность - это не болезнь, аборт - не лечение. Всё более очевидно, что аборт смог стать частью медицины в результате искажения ценности жизни, подмены понятий.

По сути, на данный момент, по факту своей причастности к абортам, медицина вольно или невольно участвует в обесценивании человеческой жизни.

Обесценивание жизни оборачивается бумерангом на все сферы человеческой деятельности, в том числе, и к медицине. Многие проблемы в отечественной медицине, напрямую или косвенно, связаны именно с фактом совмещения несовместимого: с одной стороны, борьба за жизнь человека, а с другой - убийство самых не защищенных: детей в утробе матери.

Пока аборты относятся к медицине, каждый медицинский работник (не только гинекологи) находится под действием закона «не убий». И все наши усилия обречены на то, чтобы оставаться в той или иной мере только благими намерениями. У нас нет морального права называться врачами в соответствии с Кодексом профессиональной этики врача РФ. Пока аборты имеют отношение к медицине, мы, вольно или не вольно, вносим свою значительную лепту в обесценивание жизни. С одной стороны, противостоим суициду, а с другой, способствуем этому через обесценивание жизни, совершая аборты.

Даже если человек не верит в Бога, Бог верит в человека. Верит с надеждой, что может наступить такой момент, когда человек пробудится, прозреет и предоставит место в своей жизни для Него.

Кто желает познать истинную ценность жизни и получить реальную возможность правильно ей распорядится, обречен на встречу с Христом: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин.15,5).

Протоиерей Александр Талько, 

председатель Отдела по церковной благотворительности и социальному служению Владивостокской епархии.